Что самое прискорбное – Андрюха пил самогон в полном одиночестве: тупо наполнял до краёв целлулоидный стаканчик слегка мутноватой жидкостью и так же тупо опустошал его – без тостов, без задушевных бесед, без шуток-прибауток. Просто топил гадкое чувство полной беспомощности и безысходности в колоссальном количестве спиртного. Собутыльника у него не было, потому что его окружали исключительно люди другого
склада, подобных же ему здесь днём с огнём отыскать было невозможно.
А ещё более постыдным было то обстоятельство, что своей пьянкой он сильно портил себе репутацию добропорядочного христианина. Он прекрасно понимал это, но ничего поделать не мог – просто загнал стыд в самый дальний уголок своего разума и старался не глядеть в ту сторону.
На десятый день запоя он, как уже это вошло в привычку, проснулся от осознания абсолютной пустоты, абсолютной ненужности своего существования, абсолютной темноты, исходящей от окружающего его мира. Осознание это усиливалось ещё и благодаря головной боли и страшной сухости внутри организма. Он оторвал тяжёлую голову от подушки и подумал: «Господи!.. Я же так стану алкоголиком… Если уже не стал… Господи, помоги мне!.. Дай силы вынести всё это… Верни мне веру в самого себя… Больше нет мочи терпеть адову муку!..»
Вспомнив о боге, он поискал у себя на груди золотой крестик на цепочке, подаренный когда-то давно батей, но крестика не было. «Что же это за напасть-то такая?… И креста на мне нет!..» – безнадёжно подумал Андрюха.
Из разбитого окна струился слабый голубоватый свет наступающего утра, и поэтому здесь, в полуразрушенной комнате, почти ничего не было видно. И так ему стало жалко самого себя, что Андрюха уселся на кровати и заплакал. От постельного белья несло затхлостью давно немытого тела, но Андрюхины мысли были уже далеко. Он видел, как два гигантских, как он их назвал, «пылесоса», опустив вниз свои длинные «хоботы», заглатывали всё, что им попадалось на пути. Всё, что тут было понастроено.
Не жалея ни тянувшиеся на сотни километров развлекательные комплексы, ни устремлённые в небо гостиницы, ни паркинги для различного вида транспорта. Эти два инопланетных чудовища, два жутких монстра были ненасытны, как «чёрные дыры»
вселенной. По своим объёмам что тот, что другой хоть и были огромны, но не настолько, чтобы вместить в себя всё то, что они пожирали. Странное дело – они не увеличивались в размерах, втягивая в «хоботы» рукотворные строения Терры. Здесь была какая-то хитрость. Похоже, что они каким-то образом видоизменяли материю, попадающую в них, превращая её во что-то иное. Наверное, в энергию. Как с ними можно было бороться? Люди просто в панике бежали. Прибывший отряд защитников пытался вступить в схватку, но разве можно было успешно сражаться, имея более слабое оружие?
Андрюха пощупал попавшую под «пылесос» правую руку. Кисть тогда вместе с импульсной «выжигалкой» оторвало к чертям, только ошмётки в стороны брызнули. Правда, за три дня рука выросла, но боль поначалу была ужасная – несколько раз он
терял сознание.
«Как мне хреново!.. – подумал бывший десантник, ныне льющий горькие слёзы беженец, ушедший в запой. – Как мне тошно!.. Пойла что ли опять накатить?…» Он встал с постели, подошёл к перекошенному, шатающемуся столу, где, по идее, должна была ещё находиться ёмкость с оживляющей жидкостью. Ёмкость, как оказалось, действительно там была, вот только самогон в ней совершенно отсутствовал.
Зато рядом с пластиковой прозрачной канистрой лежал совсем непрозрачный и совсем непластиковый, а на ощупь бумажный, свёрток. «Что за сволочь?… – вслух сказал Андрюха. – Откуда это вообще?…» Он поводил руками по поверхности свёртка, определяя его габариты. Габариты были внушительные. «Коробка, что ли, какая-то?…» Андрюха вспомнил, что в наколенном кармане штанов должен был быть фонарик, вытащил его, включил, посветил на свёрток. На обёрточной бумаге красивым, почти каллиграфическим почерком было начертано: «А. Гулливерову». Чёрными буквами, на русском языке. «Фигня какая-то… Ничего не понимаю…»
Минуты две он с недоумением рассматривал надпись, выясняя, не чудится ли та ему. Страшные воспоминания и слёзы куда-то испарились, Андрюха теперь увлёкся разгадыванием кроссворда. Не придумав никаких толковых версий, объясняющих появление свёртка с надписью, и, убедившись, что это не игра воображения, адресат решил посмотреть, что же внутри для него приготовлено.
Упаковка хоть и была кое-где скреплена липкой лентой, но поддалась легко. Разорвать её не составило труда. Под ней обнаружилась большая картонная коробка с крышкой. Ярко раскрашенная коробка на своё содержимое никак не намекала – напрочь отсутствовали надписи и название. Просто коробка с красивой, можно даже сказать пёстрой, расцветкой. Андрюха снял крышку. Внутри большой коробки находилась точно такая же, но размером, естественно, поменьше. «Всё ясно. Это Кельвина проделки. Чтобы настроение мне поднять… Устроил тут матрёшка-шоу… Откуда это он, интересно, гад, русский язык знает?»
Он открыл ещё пять коробок, а внутри последней обнаружил такое, от чего в своих логических рассуждениях ещё больше запутался.
Внутри самой маленькой коробки лежал привет из детства, из его, Андрюхиного детства – настоящая почтовая открытка с картинкой, которую он очень любил. На открытке был изображён деревенский деревянный домик, присыпанный снегом, с виду
уютный и тёплый, из трубы которого шёл дымок, а окошки светились. И стоял этот домик посреди большого снежного поля, и окружало его беззвёздное ночное небо. Но самое удивительное на этой картинке было то, что сразу не замечалось. Если очень внимательно посмотреть, то можно было увидеть, что никакое это не снежное поле, а стоит домик в центре галактики, потому что снег как бы невзначай переходил в звёздную спираль. И от этого открытия делалось весело на душе, и маленькому Андрюшке казалось, что теперь-то ему известна тайна, а картинка – не простая картинка, а волшебная. Эту открытку ему подарила мама на день рождения, и когда он раскрыл её секрет, то решил открытку никому из друзей не показывать – это было его, сокровенное, а сокровенное на то и сокровенное, чтобы его никому не раскрывать, даже друзьям.
У Андрюхи сразу же головная боль поутихла, когда он эту открытку увидел. И почему-то ему вдруг показалось, что если вот сейчас он перевернёт картинку, то обязательно прочтёт те тёплые мамины слова поздравления, что она написала ко дню его рождения. Он перевернул карточку, но прочёл совсем другое. Тем же почти каллиграфическим почерком, каким был подписан свёрток, была и сделана надпись на открытке. Надпись гласила:
«Привет, Эндрю!
Прости меня, подлеца, за розыгрыши!
Так было нужно, друг мой.
Клянусь, больше это не повторится.
Бывай здоров! И давай заканчивай с самогоном.
Твой дядя Алекс.»
Андрюха перечитал текст восемь раз, но всё равно почти ничего не понял. Выходило так, что дядька Алекс никуда не пропал, а устроил ему какие-то розыгрыши, о которых он, Андрюха, ни сном, ни духом. Мало того, об Андрюхе дядьке Алексу было много чего известно: и про открытку, и про самогон. Андрюха прочитал написанное девятый раз и даже зачем-то понюхал открытку. (Может быть, подумал, что та пахнет серой?) Но от этого больше смысла не прибавилось и количество текста на ней не увеличилось. Не было больше ничего написано на открытке. Правда, в самом низу нанесённый типографским
способом стоял значок P.S. – это для тех, кто забыл в основном послании что-то важное сказать —, но в «постскриптуме» никакого дополнительного сообщения, к сожалению, не было.
Андрюха повертел в руках картонку и положил её на стол. И тут, несмотря на страшно «горящие трубы» и вновь усилившуюся головную боль, он вспомнил, что были когда-то давным-давно такие открытки для тайных посланий, которые имели многослойную структуру и, чтобы перейти на другой слой информации, нужно было активировать «постскриптум». Но активировать P.S. мог только неочеловек или «комбик», а именно
«комбиком» в настоящий момент Андрюха-то и являлся.
«А что если попробовать?… Чем чёрт не шутит, когда бог спит!.. Может, это как раз такая открытка и есть…»
Андрюха приложил указательный палец правой руки к P.S. и испустил короткий электрический импульс. Но ничего не произошло. Импульса просто не было. «Разрядился я на хрен от бухла… Надо действительно с запоем кончать…» Он собрался с силами и попробовал ещё раз.
То, что Андрюха прочёл в «постскриптуме» подействовало на него крайне отрезвляюще. Дядька Алекс произвёл гораздо больший эффект, чем мог бы оказать стакан самогона. Это был ушат холодной воды:
«Совершенно секретно. Строго конфиденциально. Только для глаз А. Гулливерова.
Вселенная породила человека и дала ему разум, а что делать с ним не сказала. Считается, что вроде бы как для того дала, чтобы улучшить выживаемость вида. Но человек до такой степени стал выживаемый, что уничтожил не только почти всех животных на планете, но и миллиарды себе подобных. Убийца с мозгами – всё равно убийца.
